Петербургский актер театра и кино Михаил Лучко на собственном примере доказал и доказывает: желание рождает возможности. И при желании реально найти время на всё. В том числе на … написание романа. Об этом и многом другом — в заключительной части заключительной части интервью.
О своей первой книге
— Михаил, Вам сейчас хватает 24 часов в сутках?
— Конечно. Повторюсь: надо быть пришельцем, инопланетянином, как Высоцкий, чтобы их не хватало, и чтобы использовать время по максимуму. Правда у такого ритма существует и оборотная сторона: есть риск разорвать себя к 40 годам.
Признаюсь: когда сейчас смотрю фильмы с участием Владимира Семеновича, ловлю себя на мысли, что я старше его на данный момент, лет на 10-15-20, а выглядит он, как человек, умудренный жизненным опытом, превосходящий меня по возрасту.
— Однако эти мысли не помешали Вам недавно написать и издать роман «Сезон хамелеона»…
— Он создавался во время пандемии. Тогда не было ни съемок, ни спектаклей. Все сидели по домам. Правда сама идея написать книгу появилась у меня давно. Но все было как-то не до ее воплощения. То съемки, то спектакли. В период пандемии время неожиданно появилось. А вместе с ним и возможность реализовать задуманное. Однако к моменту, когда возобновились съемки и спектакли, я успел пройти примерно две трети пути. Жалко было бросать. Пришлось как-то совмещать, чтобы закончить. И это удалось.
— Скажите честно: книга автобиографичная?
— Отвечу так: я не профессиональный романист, потому писать могу, только отталкиваясь от собственного жизненного опыта, от реальных воспоминаний и характеров. Да, я рассказываю о театре и людях, у каждого есть какой-то прототип, но образы все равно собирательные. Плюс очень важно, что действие происходит двадцать лет назад. То есть, это то, что перестало быть памятью сердца, но осталось в памяти ума, и я могу рассуждать о событиях и людях отстраненно, что важно. Ведь тогда появляется шанс оценить события объективно.
О себе вне сцены и экрана
— Михаил, какую черту своего характера считаете главной?
— Перфекционизм. Иногда мне это мешает. В то же время, я человек довольно ленивый. И бывает трудно заставить себя что-то делать. Но если уже заставил и начал, то нелегко остановиться на полпути. Порой доходит до безумия. Мне обязательно всё нужно докрутить до последней гаечки. И именно поэтому, например, в том же своем песенном творчестве не могу позволить себе рифму, условно, «жить — дружить» или «детство — соседство». Правда иногда иначе не получается, и тогда допускаю такие вольности.
Чего не скажешь, например, про Александра Розенбаума. У него есть песня «Воскресенье», а в ней строки: «Ах, как хлеб стоял, раболепствуя…». Вот это действительно рифма!
— А теперь несколько личных вопросов.
— Готов.
— Если выпадает свободная минута, как предпочитаете проводить время?
— Отслеживаю новости в интернете, смотрю разные фильмы.И не представляю себя без чтения книг.
— Есть ли у Вас те, что называют настольными?
— Их несколько: «Герой нашего времени» Михаила Лермонтова, «Мартин Иден» Джека Лондона. Очень люблю романы Алексея Иванова. Не все его книги читал, но многие и с удовольствием. Что-то нравится из Мураками. Очень люблю Хемингуэя.
О своем внутреннем мире
— Без чего нет человека Михаила Лучко?
— Без того самого, уже упомянутого перфекционизма. Это то, что сидит внутри меня. И абсолютно непобедимо.
— Вы способны прощать людям проступки, неправильно и не вовремя сказанные слова?
— Считаю, что хамство нельзя простить ни при каких обстоятельствах. Да, иногда смалодушничаешь и уйдешь. Но говорить человеку, что он хам, нужно. И если не можешь его победить, то хотя бы надо, чтобы он знал твое мнение, понимал, как его воспринимают. Это важно.
— Вам приходилось драться?
— Да, конечно. Слава Богу, в основном по молодости. Мне понравилось, как в свое время Владимир Качан рассказывал про Леонида Филатова. Оказывается, Леонид Алексеевич практически никогда не дрался и даже не умел этого делать. Впрочем, данный навык ему и не нужен был, поскольку с Филатовым никто не связывался, ведь он мог уничтожить обидчика одним взглядом.
И потом сила, по-моему, не в кулаках, а в правильной жизненной позиции.
— Что, прежде всего, цените в людях?
— Доброту. Сегодня не хватает добрых людей и милосердия. Вроде как теперь живем комфортнее, а не подобрели. Вот в чем проблема. Мне кажется, мы почему-то стали злее и жестче. Видимо, в человеке это неистребимо. Так было и в средние века, и сейчас. Баланс добра и зла не меняется. Поэтому, когда встречаю милосердных людей, радуюсь. Однако они по природе своей слабее, что меня всегда удручает.
— В чем Ваше самое главное достижение на данный момент?
— Радуюсь тому, что есть семья, дети, которые выросли. Дочь заканчивает университет, а сын — школу. И то, что имею меня вполне устраивает. Считаю свою миссию, как человека, выполненной. А, значит, уже всё не зря.
Что касается творчества, то, увы, не может сохраниться ни одна моя театральная роль. Вот это жалко. Ведь сценические работы, как рисунки на песке: они есть, пока ты их непосредственно играешь, в данную конкретную минуту. Спектакль закончился, и всё смыло, словно волной. Хорошо хоть остаются какие-то роли в кино. Местами интересные. И, слава Богу, что я взял себя в руки и дописал книгу. А еще есть песни, которые тоже останутся после меня. И это приятно, что существует нечто, принадлежащее тебе, но живущее отдельной жизнью.
— Чему Вас научила мама?
— От нее я получил стержень в характере (улыбается). Причем всегда считал ее сильнее себя. Плюс она была эмоциональная, веселая.
— Давайте представим: есть возможность что-то поменять в жизни. Скажите, воспользовались бы ею?
— Иногда задумываюсь на эту тему. Знаете, порой возникает предположение, что если бы на том или ином этапе жизни сделал шаг в другую сторону, то, вероятно, многое сложилось бы иначе. Но тогда что? Была бы другая семья и не родились бы мои потрясающие дети? Даже думать о таком сценарии не хочу. А потому и сожалений не испытываю. Правда попробовать ради интереса пойти иной дорогой, но с шансом вернуться, наверное, не отказался бы. С другой стороны, и хорошо, что нельзя ничего отмотать назад. А вдруг было бы хуже? (улыбается).
Однако не скрою: иногда сожалею о том, что мог что-то сделать, а не сделал, мог бы поступить иначе, но не поступил. Впрочем, подобные «метания» порой свойственны людям актерской профессии. Она же по своей сути не мужская. Не зря ведь говорят, что женщина-актриса больше, чем женщина, а мужчина-актер меньше, чем мужчина. У желания нравиться, у стремления быть замеченным, получить похвалу есть ярко выраженное женское начало. Иногда понимаешь, что должен поступить, как мужчина, а поступаешь, как актер (улыбается).
А еще я уверен: всё в этой жизни нужно воспринимать немного с иронией. Проблема состоит в том, что мы слишком серьезно ко всему относимся. Помните, как говорил барон Мюнхгаузен в известном фильме Марка Захарова: «Я понял, в чём ваша беда — вы слишком серьёзны. Серьезное лицо — это ещё не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица». На мой взгляд, гениальный текст Григория Горина.
— Есть ли у Вас среди актеров кумир?
— В свое время, таким был для меня, например, Жан-Поль Бельмондо. Когда вижу его на экране, до сих пор дух захватывает от трюков, которые он, ни для кого не секрет, выполнял сам.
— Кстати, Вас никогда не тянуло сделать что-нибудь эдакое, без дублера?
— Бывало. Но потом жалел об этом, поскольку случались и травмы (улыбается). С тех пор считаю, что каждый должен заниматься своим делом.
— Кого-то еще назовете?
— И даже не одного. Например, Аль Пачино. Иногда перед съемками в какой-то важной психологической сцене включаю отрывки из фильмов с его участием. «Лицо со шрамом» или фрагменты из «Крестного отца». Стараюсь что-то подмечать у мэтров, когда нужно все передать взглядом.
— Пересматриваете фильмы, в которых снимались?
— Сейчас нет. Хватает озвучания, когда видишь, как сыграл. Мне этого достаточно. И, конечно, возникает ощущение, что можно было отработать лучше (смеется). Всегда есть такое чувство. Причем я к себе на экране так и не привык до сих пор. Каждый раз когда вижу, для меня это тяжелое испытание.
— Если представить, что у Вас есть возможность обратиться к высшим силам…
— Я попросил бы о мирном небе над головой. Для всех. Хотя понимаю, что это утопия. Потому что подобного не бывало еще никогда. Увы, мир так устроен. И все равно хотелось бы жить в мире и согласии.
Заглавное фото: Елена Егорова, фото в тексте: Сергей Рыбежский